Квартирный вопрос стоял перед москвичами, если верить М.А. Булгакову, ещё в тридцатые годы прошлого века. Смею утверждать, что стоял он не только перед москвичами, да и встал он, вопрос то бишь, гораздо раньше. Просто москвичей он ещё и испортил…
1916-й год. Идёт «германская», как её тогда называли, война. А из далёкого Оренбурга летит карточка аж в Австрию. Именно с ним, с квартирным вопросом…
«Австрия почта № 53й
Военно пленных партию,
рабочих № 400.
Григорию Степановичу Водолазову
1916 г. Марта 7го дня
Милому кумон[ё]чку Григорию Степановичу
в 1.х строках моево писма посылаем мы тибе от всего нашего серца и с любовию ниский поклон и желаем от господа бога доброго здравия и всякого благополучия мы к вам ходим часто и читаем твои писмы и видем что ты жив и здоров чему мы очень рады и всетки надеимся что ты воротешся к нам ничем н[е]вредимом. Еше кум я прошу куму чтобы она нас пустила [в] квартеру внизу я думаю ты ничего неимеиш с[у]против оного как получеш мое писмо пиши и мне скоро остаемси живы и здоровы В.Е. Земцев»
На лицевой стороне открытки видны два штампа военной цензуры:
синий прямоугольной формы — «Просмотрено военной цензурой. Оренбург. Военный цензор № 17»
красный треугольный — «Zensur Abteilung Wien» (Отдел цензуры. Вена. ).
На оборотной стороне открытки стоит только австрийский штамп.
