Зигфрид Ленц
Дуэлянты в стриженом овечьем меху
(перевод Андрея Левченкова)
Станислава Григулла, моего дядюшку, серьёзного человека с длинными тонкими ногами, постигло несчастье необыкновенного свойства. Эта беда, чтобы дать представление о её значимости, состояла в том, что Станислав Григулл должен был получить большую сумму денег – перспектива, которая повергла его в глубочайшее горе, или, скажем так, ввела в депрессивное состояние. Он перестал, как это было для него обычно, брюзжать целыми днями, он перестал есть копчёности, стал мало общаться, здоровался не так многословно и возбуждённо, как ранее, – другими словами, от предстоящего богатства, как это обычно и бывает, у него преждевременно закружилась голова. Весь Сулейкен, да что там говорить — весь округ Олечко, раздумывая, интересовался его несчастьем, рассуждал и обдумывал, советовал и отговаривал, однако богатство так и не удавалось предотвратить.
Это богатство, о мой Бог, оно пришло с той стороны, с которой Станислав Григулл, мой дядюшка, и не рассчитывал. Он не сделал, если вы позволите, ничего плохого, кроме того, что держал пари с одним скототорговцем на то, как звали Наполеона по имени, и тот факт – чорт возьми, что Станислав Григулл оказался прав, заставил скототорговца раскошелиться. Утром того дня, когда богатство должно было свалиться ему на голову, Станислав Григулл лежал в кровати и томимый глубочайшей печалью, наблюдал как за окном кружится и медленно падает снег. Так он, бедняга, и пролежал всё мучительное утро, когда письмоносец, вечно мёрзнущий человек по имени Цаппка, не зашёл к нему, не открыл с вежливым соболезнованием кошелёк и не отсчитал Станиславу Григуллу, моему дядюшке, причитающуюся сумму. Все эти манипуляции он выполнил без единого слова, в печальной задумчивости, а закончив, подойдя к кровати, вложил деньги в руку страдальцу, и произнес следующие слова: «Никто, – сказал он, – Станислав Григулл, на этом свете не застрахован от ударов судьбы. Возьмём, вот только для примера, зайца. Разве он может избежать этого? Или возьмём мы, опять же только для примера, косулю. А есть ли у неё шанс на такого рода избавление? И уж совсем нет смысла говорить про кабанов. Это, кум, один-единственный удар судьбы на свете для всех без исключения.»
Мой дядюшка, Станислав Григулл, выслушав эту речь с относительным спокойствием, ответил так: «Ты, Хуго Цаппка, непревзойдённый мастер красноречия . Но и ты возьми, опять же в качестве примера, того же зайца. Он, кум, не лишен чувства голода. Однако его чувство голода, прошу прощения, можно утолить. Богатство, напротив, остаётся навсегда. Поэтому я, честное слово, больше не собираюсь вставать с кровати.» После этих слов он повернулся лицом к стене, натянул одеяло на голову и замолчал.
Глубоко опечаленный Хуго Цаппка сильно задумался, и пока он размышлял, он стал просматривать одну почтовую открытку за другой, которые ему ещё предстояло разнести по адресатам, так как на самом деле, ответ его вдохновил. Вдруг резко, почти триумфально, он закинул обратно в свою кожаную сумку открытки, ущипнул страдальца за плечо и сказал следующие слова: «Меня зовут, – сказал он, – не доктор Соботка, поэтому я и не районный врач, однако врачевать, Станислав Григулл, я могу, так же, как и он. Тебе принадлежат, и они лежат прямо перед тобой на столе, сто восемьдесят марок, и это есть сама болезнь.»
«Они никуда не исчезнут», – простонал Станислав Григулл, мой дядюшка, и вздыхая, перевернулся в кровати на другой бок.
«Это, – сказал Цаппка, – ещё вопрос. Можно, опять же только в качестве примера, за эти свалившиеся с неба деньги прикупить пчёл. Они приятно жужжат летом и производят мёд.»
«Они жалят», – отчётливо возразил Станислав Григулл.
«Хорошо, – сказал Цаппка, – я только привел пример. Ну а что, так сказать, с собственными козами?»
«Они воняют», – не менее отчётливо ответил больной.
«Хорошо-хорошо», – умиротворенно сказал почтальон, смотря озадаченно в окно, и неожиданно, в мыслях о своём трудном пути, на него снизошло озарение. Указав на лёгкий снегопад за окном, он сказал: «В это время, – произнёс он, – Станислав Григулл, нет больше счастья в жизни, чем проехаться по лесу на санях, запряжёнными лошадьми, приобретенными со скидкой. Кругом царит тишина, на душе покойно, дороги пустынны в своём великолепии. Ну, как на счёт этого?»
Станислав Григулл, услышав эти слова, вскочил, и в одно мгновение, схватил своё богатство, использовав его для приобретения и саней, и лошадки. Всей суммы, как вы уже обратили внимание, естественно не хватило, однако человек по имени Швалгун, продавец, был готов ждать выплаты недостающей суммы до лета. Таким образом, Станислав Григулл, довольный сверх всякой меры, запряг старенькую, мотающую головой лошадку, влез в тулуп из стриженой овчины и поехал, скажем просто, на прогулку, по узкой лесной дороге. Не удержавшись от переполнявшего его счастья, он сразу же затянул мелодию. Это надо было видеть! Дядюшка распевал то в одну сторону, то в другую, при этом выборочно беседовал с деревьями и прислушивался, нагнувшись, к приятному поскрипыванию полозьев саней.
И так он ехал уже довольно долго, пока старая лошадка не остановилась, опустив голову, отчего Станислав Григулл, несколько удивлённый, посмотрел вперед и заметил прямо перед ним двигавшуюся ему на встречу по узкой дороге повозку. При этом он обратил внимание на тот факт, что в других санях сидел тот самый скототорговец Кукилька из Шиссомира, у которого ему выпала честь выиграть то самое пари. Так они и стояли, как говорится, друг напротив друга на довольно узком пути, и первый, кто издал звук, был Кукилька. А произнёс он следующие слова: «Я надеюсь, Станислав Григулл, что деньги были получены.» На что мой дядюшка счёл необходимым ответить: «Уже прогуливаюсь, Генрих Кукилька. И как видишь, сани скользят довольно недурно.»
На что Кукилька, человек небольшого роста, про таких у нас говорили «гнурпель», сошёл с саней. Тоже самое проделал и Станислав Григулл. Они церемонно поздоровались друг с другом за руку, вежливо перекинулись парой фраз, оценив полозья саней и подковы лошадей, а затем каждый залез обратно на облучки своих повозок. Мужчины посмотрели друг на друга, скрестили на спинах своих лошадок напряженный взгляд и стали ждать. Они ждали, как это можно было предположить, того, что именно другой, а не он, начнёт уступать дорогу, не торопясь отъезжая назад, так как разъехаться не позволяла ширина узкой лесной дороги.
В конце концов Генрих Кукилька не выдержал и громко сказал: «Езда назад, Станислав Григулл, не так уж и сложна. Необходимо только встряхнуть вожжами и лошадь пойдёт медленно и верно.»
«Я, – воскликнул Станислав Григулл, мой дядюшка, – рад, что ты разбираешься в этом деле. В таком случае, если я осмелюсь напомнить, ты и сам можешь первым отъехать назад. Я же, не торопясь, буду двигаться за тобой.»
Кукилька подумав, ответил так: «Я, – сказал он, – честно и сполна заплатил свой проигрыш. По этой причине я по праву могу просить тебя, чтобы ты сдал назад и уступил мне дорогу.»
«А я, – ответил ему Станислав Григулл, не раздумывая ни секунды, – я, как это и выяснилось, спор выиграл. Поэтому я могу, пожалуй, потребовать уступить место безо всякого сожаления.»
«В таком случае, – произнёс в ответ гнурпель Кукилька, — мы здесь останемся оба.» И в мгновение в его руках оказалась развёрнутая газета, страницы которой он начал энергично перелистывать, а затем, согнув её пополам, как опытный читатель, углубился в содержание текста.
Дядюшка Станислав, кто бы мог ожидать другого, также поискал что-то подходящее для чтения, но, когда он, а это было ожидаемо, ничего не нашёл, несколько раз откашлялся и начал, чтобы хоть как-то убить время, громко напевать. Таким образом в санях пелось и читалось; участники посиделок под стриженой овчиной чувствовали себя комфортно и выказывали недюжинное терпение.
Они так и сидели, напевая и читая, уже несколько часов, как тут, привлечённые интенсивным песнопением, не появилось двое лесорубов. Так как они были родом из Сулейкена, то Станислав Григулл был им хорошо знаком. Приблизившись к нему, они, поприветствовав его, позволили ему рассказать, что здесь произошло. И после того, как они ознакомились с ситуацией, они выказали, как говорится, дядюшке Станиславу свою поддержку и пояснили ему, что, если он освободит путь, то Сулейкен потерпит полное поражение. Он должен проявить отвагу и терпение, и они полностью на его стороне. Так сказали лесорубы, и пошли дальше по своим делам.
Тем временем, а как это могло быть по-другому? — с противоположной стороны появился человек в зелёном капюшоне, и это был никто иной как помощник лесничего из Шиссомира. Естественно, у молодца была куча свободного времени, и он позволил себе обстоятельно вникнуть в дело по версии гнурпеля Кукильки, настойчиво посоветовав ему на прощание ни в коем случае не сдаваться. «Шиссомир, – сказал он громко, – живёт в достатке. Мы пришлём вам газеты и сыр, и если будет в этом необходимость, то и печь-буржуйку, и уголь.»
В последующем так это и случилось. Произошло то, что каждый мазур получает в подарок в день своего рождения, а именно – верность. Не прошло и мгновения, как и с этой, и с противоположной стороны стали подходить о чём-то бормочущие люди. Вся деревня Сулейкен окружила Станислава Григулла, моего дядюшку, а весь Шиссомир – Кукильку, этого коротышку.
Все, кто подошёл, пришли не с пустыми руками: чернослив, копчёное сало, банки с огурцами и мёдом, соленья, горшки с квашеной капустой и фасолью, мармелад из чёрной смородины, остывшие драники, горох и голубцы. И одна и другая сторона кормила своих любимчиков и героев, гладила и массировала им окоченевшие части тела, пожимала им руки и советовала не отступать ни на метр! Не были забыты, естественно, и лошадки, досыта получив в торбах овса, и обмотки на копыта. Потряхивая гривами и головами, они стойко принимали бесконечные знаки внимания и ласки.
На ночь, само собой разумеется, жители Шиссомира и Сулейкена вернулись к своим семьям, а на поле битвы долготерпения соревнование возобновилось. Один читал, другой пел. Временами, а чем продолжительней была битва, тем чаще, стороны делали паузы для непринужденных разговоров, обмена деликатесами, доставленных заботливыми болельщиками, не забывая при этом красноречиво подбадривать себя в предвкушении капитуляции одного из них.
Однако бойцы долготерпения упорно стояли на своём.
Так они и стояли, – ага, а как долго они могли так выстоять? Точно ответить на этот вопрос никто не смог, так как победитель никак не определялся. Много времени спустя, как стало известно, прямо через эпицентр сражения была проложена узкоколейная железная дорога, и из-за этого, ей-богу, спорщиков пришлось поднимать краном. Но и при этом, что достоверно известно, они потребовали, чтобы их ни в коем случае не разворачивали спиной к противнику. Но узкоколейка, о которой мы ещё будем много говорить, была не в состоянии выполнить это пожелание.
Зигфрид Ленц «Фузилёр из Кулкакена»
Зигфрид Ленц «Это был дядюшка Маноа»
Зигфрид Ленц «Чорт чтения»
Зигфрид Ленц «Пасхальный стол»
Зигфрид Ленц «Купание во Вщинске»
Зигфрид Ленц «Приятные похороны»
Зигфрид Ленц «Знаменательный день в Шиссомире»